Альпинизм - явление инфекционное. Любовь к горам
не миновала и Славу Волкова. Ходил в горы,
выполнил норму КМС, был на вершине Хан Тенгри. И
вот, заканчивая пятый десяток лет, задумал он еще
раз сходить в этот каменный мир, чтобы снова
проверить себя, исправить то, что в нем
пошатнулось и расползлось. Получить согласие у
ребят из тольяттинского альпклуба не было
проблемой. Альпинисты его хорошо знали и ему
доверяли.
Все началось с недоразумения. Альпинисты
собирались делать свое дело, и заранее
предполагали, что Слава будет заниматься тем же,
что и в экспедиции на Эверест - делать небольшие
вылазки на склоны горы и работать в базовом
лагере. У Славы были другие планы, о которых он до
времени не сообщал.
Поначалу все шло нормально. Вместе сходили на
акклиматизацию в первый лагерь на маршруте.
Благо, эта часть маршрута была технически
несложной. Путь до второго лагеря имел несколько
крутых и опасных участков. Всегда внимательный и
заботливый Душарин заранее стал думать о том, как
обеспечить Славкину безопасность, хотя молча
желал того, чтобы Слава в это дело не ввязывался. |
Вячеслав Волков на маршруте
|
|
Собрались и пошли. Вышколенная альпинистская
братия с опаской и недоумением наблюдала, как
этот немолодой толстяк брел по снегам,
карабкался по камням и висел на веревках. Что-то
разладилось в их раз и навсегда заведенном
порядке. Сосредоточенность на себе и автоматизм
движения куда-то пропадали, нужно было краем
глаза следить за поведением этого человека,
помогать, контролировать, думать о том, что
можно-нельзя не для себя, а для другого.
Напряжение нарастало. |
Душарин вспоминает: "Мы уже устроили второй
лагерь на маршруте, поставили две палатки.
Наконец Слава с трудом поднялся до нашей
площадки и буквально ввалился в палатку, упал на
рюкзак, не снимая кошек, и в таком бесчувственном
состоянии забылся. Палатка синего цвета, поэтому
такое впечатление, что у него все синее: и губы, и
лицо. В общем, лежит, еле заметно дышит, похож на
труп. Смотреть на него страшно: изможденный,
истощенный, невероятно уставший. Эта нагрузка
была для него чрезмерной.
Ребята смотрят на это и начинают беспокоиться:
что теперь с ним будет? Что будем делать? Он в
таком тяжелом состоянии. Я думаю: ничего, может
быть, обойдется, все пройдет, он отдышится,
отлежится. Он у нас вызвал серьезное
беспокойство. Мы тут суетимся, что-то делаем, снег
достаем, кипятим воду, а он в бесчувственном
состоянии пролежал, наверное, около двух часов.
Потом потихоньку начали его отпаивать. Он
немного оживился, стал двигаться, что-то делать,
постепенно приходил в норму. Все обошлось, но я
чувствовал, что мы здесь делаем что-то не так. Не
надо было Славе сюда лезть. Я в этом виноват.
Понятно, что Слава проверяет себя. Он делает свое
дело. Для себя. Проверяет свои возможности после
болезни, когда был на грани, получил
инвалидность. И очень гордится тем, что он многое
может, хотя и пролежал полуживой два месяца в
больнице с разрушенным позвоночником. Он
считает, что работает почти как мы. Он говорит,
что идет в своем темпе, много фотографирует,
поэтому отстает. Это все оправдания. Хотя кому
они нужны, эти оправдания? Он идет, будем
говорить, как привилегированный член экспедиции.
Работает только на себя, и нисколько - на группу. И
все равно ему приходится прилагать запредельные
усилия. Он, конечно, гигант, у него огромное
упорство, сила воли, для него это превосходный
результат. Но здесь требуется большее. А
большее... Есть предел собственных
возможностей".
Наконец наступила развязка. Вмешался Карлос,
который с изумлением наблюдал происходящее. Его
вердикт предельно прост: "Нанга-Парбат это
супер, а Слава - не супер. В американской
экспедиции Слава уже был бы внизу, ни в коем
случае не здесь. На горе уже осталось 49 человек, и
не нужно, чтобы был еще один". Слава постоял,
снял рюкзак, сел. Группа пошла, а Душарин
попытался достучаться до Славкиного сознания:
"Был жесткий разговор. Я ему говорю: Слава, если
бы ты видел вчера себя со стороны и был на моем
месте, ты бы меня назвал убийцей, потому что я
допустил, что ты оказался в таком состоянии, что
тебе не запрещено двигаться наверх. А я не хочу
быть убийцей, ты пойми меня правильно. Если ты
ехал в эту экспедицию с целью взойти на
Нанга-Парбат, то ты глубоко ошибался: ты не
подготовлен к этому. Маловероятно и даже
невозможно тебе попасть на вершину.
Я знал еще в Тольятти, что конфликт у нас
неизбежен. И самое страшное, что у нас может
произойти в этой экспедиции, это разрыв наших
отношений. Результат экспедиции - взойдем, не
взойдем - это все второе. Но если ты до конца не
осознаешь, что здесь происходит, что такое горы,
что такое альпинизм и почему я так поступаю, то
разрыв неизбежен. И это для меня самое страшное. Я
очень ценю наши отношения, но ты поступаешь
только так, как тебе хочется, не думая и
совершенно не заботясь об успехе дела, о других
людях. Ты - как почетный член в данной группе. О
тебе надо постоянно заботиться и думать. На
маршруте тебя надо ждать. Ты - обуза экспедиции.
Но мы пошли на это. Я без всякого сожаления был
готов включить тебя в эту экспедицию и включил.
Ты должен был четко понимать, с какой целью ты
идешь в экспедицию, чего ты хочешь достигнуть.
Проверить себя? Убедиться, что ты силен, здоров и
многое можешь? Безусловно, ты это сделал. И ты
можешь это делать и дальше, но не мешай остальным,
не вреди безопасности экспедиции. Ты не ощущаешь
этого так глубоко, как это ощущают остальные,
которые в альпинизме прожили жизнь. Если человек
тормозит действие, тормозит дело, то он должен
отойти..."
К чести Славы, он извлек урок и принял условия.
Внизу, в базовом лагере ему еще добавил младший
брат, человек намного более жесткий и
определенный, чем Душарин. У Андрея Волкова есть
сформировавшаяся точка зрения на проблему
аматорства в горах:
"Физиология для альпиниста - это один из важных
моментов, конечно, но это как необходимое, но
недостаточное условие, если выражаться от
математики. Это не обсуждается. Если материал не
подходит для этого, то, значит, не подходит.
Идеальный материал - это люди невысокого роста,
имеющие легкий вес. Как правило, это высотники
экстракласса, взять Месснера, Кшиштофа Велицки,
Ивана Трофимовича, они все такой комплекции. Это
дает высокую функциональную работоспособность
на больших высотах. На восьмитысячниках все
должны в коридоре, скажем полчаса-час проделать
десятичасовую работу. Если отставание возникает
в два-три часа, а именно такое было со Славой, то
это недопустимо. Ломается график работы. В
пределах часа и то мы считаем, что это многовато.
Обычно это полчаса, и мы все приходим - каждый
своим темпом.
Теперь - о главном. Первый критерий - скальные
отношения. У каждого из известных мне
альпинистов была школа, минимум пять лет, опыт
накапливается обычно за счет скальных занятий.
Скалы - это наилучшая имитация всего того, что
потом происходит. И все хорошие альпинисты были
хорошими скалолазами, но не все хорошие
скалолазы стали хорошими альпинистами, далеко не
все.
У Славы этой школы не было. Он сразу попал в
альпинизм, причем начинал ходить пристегнутым к
Ивану Трофимовичу. Это сформировало у него (и это
самое для меня поразительное) неадекватную
оценку ситуации. Он себя неадекватно оценивает.
Ты должен всегда выбирать объект, адекватный
себе. Я не претендую на сольное восхождение на
Эль Капитан по самому простому маршруту - я,
наверное, упаду; хотя в двойке я претендую. Я не
претендую на одиночное восхождение по новому
маршруту на Эверест, хотя я ходил на
восьмитысячники и был на Эвересте. Это
неадекватно моему уровню, уровню Андрея Волкова.
А у Славы уровень гораздо ниже.
И это второй критерий, самый для меня жесткий: это
работа первым, уже в альпинизме. В
скалолазании ты всегда первый: ты и веревка. А в
альпинизме, если ты первым не ходил на двойку,
тройку, четверку, пятерку, значит ты не готов.
Слава не работал никогда ни на одном маршруте
первым: ни на двойках, ни на тройках, ни даже на
единичке. Отсюда адекватная оценка, обычными
словами, а жестко в альпинистском смысле - не
работал первым.
Третий критерий - это умение, я скажу бытовым
языком, пожертвовать собой ради командного
дела. Это очень общие слова, конечно, но в
альпинизме они имеют совершенно конкретное
наполнение. И нам это продемонстрировал Саша
Досаев. Вы знаете эту историю, когда он сказал:
ребята, я должен посидеть здесь. И он своим
отказом идти на вершину помог больше, чем если бы
даже ушел вниз, потому что он ребятам приготовил
жратву, согрел воду, они пришли во что-то такое
теплое, живое. Они бы не сдохли без него, конечно.
Есть и другая, запредельная стратегия - идти
наверх во что бы то ни стало, нужно использовать
все шансы. Такую стратегию демонстрировал Серега
Пензов на К2. Здесь ты попадаешь в зону случая.
Пензов проскочил, но статистика жертв в горах
пополняется во многом сторонниками такой
стратегии.
Вот эти три критерия, которые элементарно
первично предъявляет альпинизм. Минуем вопрос о
материале. Со Славкиным брюхом тоже можно ходить.
Можно. Но только в своей игре. Но он-то вошел в
очень крупную игру: он вышел на поле играть в
чемпионате мира. Я говорю: Слава, когда мы,
например, играем во дворе в мяч, у нас нет такого,
нам всем хорошо, и Лужков тоже играет неплохо, и
ребята во дворе... Но когда, извини меня,
официальное первенство, то нельзя выходить - это
стыдно, неприлично, небезопасно для здоровья и
так далее".
И так далее. На этот раз инцидент был исчерпан и
каждый занялся своим делом. Альпинисты привычно
пробивались к вершине, а Слава стал хозяйничать в
базовом лагере. После окончания экспедиции
каждый получил свой результат, свою вершину. |
|
