Ваши замечения и комментарии только приветствуются. Your notes and comments are very appreciated.
Памяти Чуркина Михаила Михайловича посвящается этот сайт.
Подбитый двумя ракетами, самолет падал около десяти минут. С разрушенным двигателем и отвалившимся крылом, он совершил, как предполагают, два круга вокруг острова Монерон и вошел в воду со скоростью примерно равной звуковой.
Если бы «Боинг» ударился о землю разрушения не были бы столь значительны, как от удара о воду, утверждают некоторые специалисты. При ударе о твердую поверхность смялась бы, конечно, часть фюзеляжа. Остальные же конструкции самортизировали бы. Ударом же о воду самолет был буквально разодран в клочья - найденные впоследствии обломки не превышали размером метра-двух.
Впрочем, я вновь забежал вперед - в те сентябрьские дни, когда начинал разгораться шумный международный скандал, шла откровенная пикировка советской и американской прессы, вопрос о том, как будут выглядеть останки самолета, еще не поднимался. Два других в основном занимали страницы газет: где, в чьих водах мог оказаться сбитый самолет и удастся ли найти черный ящик?
Итак, мы подходим к самой запутанной части истории «Боинга-747» - истории его поисков.
А запутанной она оказалась прежде всего потому, что все, творившееся в воде, воздухе и на земле в районе поиска корейского самолета, было с самого начала погружено в атмосферу тайны. К поискам, впрочем, привлекли множество людей - военных, гражданских, представителей служб разведок и безопасности... Тайна распространялась не только на все происходящее, она делилась на неравные доли между участниками событий, что, естественно, еще больше запутывало ситуацию. Ну, а репортеру, взявшемуся расследовать те таинственные события, и сегодня от этого приходится туго: нестыковка событий отсутствие людей, способных документально проследить весь ход дел, упоминавшаяся мною секретность...
Кроме того, немалую роль в усугублении неясности сыграла и столь привычная, ставшая в стране фирменной, неразбериха и путаница там, где надо что-то конкретно сделать (в нашем случае - найти, поднять и сохранить в тайне). Людей, повторю, было много: от военных до рыбаков (что делали в районе поиска последние, мне еще предстоит рассказать). кроме того, официальная версия до последних буквально месяцев никем не опровергалась в СССР, и она гласила: самолет так и не был найден! И ее, эту версию, надо было поддерживать несокрушимой и внутри страны, и вне. Вот на это «гуманитарное» дело и были брошены силы едва ли меньшие, чем на сами поиски. Да, слои лжи (или «полуправды») на истории КАЛ-007 накопились за годы изрядные.
Впрочем, спустя недолгое время наше газеты как бы забыли о трагедии с южнокорейским самолетом. Не могли мы и догадываться о том, что вслед за трагедией, случившейся в дальневосточном небе, на поверхности океана разыгрывается многолюдный фарс. Для нас, читателей (и создателей) советских газет, «Боинг» перестал существовать довольно скоро - просто и незатейливо было предложено забыть о нем. И лишь немногим «избранным» (в силу службы) становились известны отголоски сентябрьского инцидента, который продолжал волновать западных читателей
И для меня, как для журналиста, в первое время после сентябрьского шока, расследование истории «Боинга» казалось не серьезной работой, а скорее протестом фигуре умолчания, ибо я не слишком надеялся все правдиво рассказать, опровергнув «по дороге» официальную версию Советского правительства. Да и как было уверовать в свободу слова при тогдашнем режиме и повсеместной цензуре?.. В то время мои скромные попытки хоть что-то разузнать выглядели скорее игрой в профессию: не в ту, какой она демонстрировалась в советском фильме «Журналист», а скорее в западной версии - «Профессия - репортер».
Как это ни банально звучит, дело решил случай и моя давняя любовь к Дальнему Востоку. Прилетев в очередной свой отпуск на Сахалин, в компании друзей, встретился я с сотрудником - скажу так - «компетентных органов». И он показал мне пачку фотографий, на которых были зафиксированы разнообразные предметы. В основном - вещи.
«Вот: с того самого «Боинга», - сказал он. - У нас тут катавасия с поиском «корейца» только недавно закончилась. Потом эти вещдоки уничтожать пришлось. Не все, конечно. Ни трупов, не приборов я не видел. Вообще-то другие службы этим делом занимались. А вот куда тряпье девать, и моим коллегам пришлось решать».
«И что?» - робко спросил я.
«Да уничтожили все, что не сдали».
«А что ж там все-таки было?».
«Вот, видишь: вещи разные. Попадались деньги... Ну, всякая дребедень, какая у пассажиров на международном рейсе бывает».
Большего с силу специфики профессии он, видимо, сказать тогда не мог. Но и что было уже что-то.
Те фотографии я в 1984 году получить не сумел. И только в результате расследования «Известий» в папках с надписью «Боинг» стали появляться свои вещдоки.
Улетал я с Сахалина уже с твердым намерением докопаться до истины. Были еще встречи на острове - в Невельске, в Холмске, разговоры с военными моряками, первые признания участников событий - прямых и косвенных. Были и выглядящие сегодня абсурдно, а в те «застольные» годы вполне естественно, проводы на материк: стол мне накрыли прямо на капоте черной «Волги» на бетоне «секретного» аэропорта «Сокол». Вокруг виднелись те самые Су и «МиГи» - истребители-перехватчики, а в метрах ста от нашей пирушки шла нервная до боли знакомая каждому пассажиру Аэрофлота, процедура усаживания в Ту-154. Гражданские пассажирские машины стояли рядом с военными, и казалось, все так спокойно, тихо, и не было ночного взлета Геннадия Осиповича с этой же бетонки, не было международного скандала, не было двухсот шестидесяти девяти погубленных жизней.
Шло время, но тема корейского «Боинга» продолжала (время от времени) появляться: специалисты на Западе строили догадки и предположения: обнаружен или нет изчезнувший самолет? Косвенное доказательство того, что он все же бы найден, появилось спустя приблизительно год после катастрофы. Им (доказательством) оказалась западная популярная музыка. Дело в том, что американские посты радиоперехвата, размещенные на японском острове Хоккайдо, обнаружили в передачах советской военной радиостанции Сахалина записи, которыми развлекали в свое время пассажиров «Боинга-747» рейса КАЛ-007. После этого радиоперехвата американские специалисты более настойчиво стали высказывать предположение - советской стороне удалось - таки обнаружить остатки самолета и, видимо, снять с него электронное оборудование. В том числе (они это не исключали) имеются у советской стороны даже переговоры между членами экипажа в последние 30 минут полета.
Вновь к СССР стали предьявлять требования предать обнаруженные материалы огласке. Но, насколько я знаю, мы стойко стояли на своем и хранили молчание...
Теперь, спустя семь с лишним лет, попробуем все же восстановить картину тех давних осенних дней.
...Сразу после первой публикации в «Известиях» ко мне пришел бывший командир подводных обитаемых аппаратов, которому пришлось в то время быть свидетелем кое-каких событий, связанных с поисками «Боинга».
Теперь Н.Н. Гребцов работает старшим научным сотрудником Всесоюзного научно-исследовательского института буровой техники.
Вот как, по рассказу бывшего подводника, начинались поиски подбитого самолета-гиганта.
- Я работал тогда на «Спруте» - это водолазное специализированное судно, которое готовило кадры для буровых судов. Именно в тот момент (в начале сентября 1983 года) на «Спруте» находились лучшие силы водолазной службы во главе с Владимиром Васильевичем Захарченко (он до сих пор возглавляет эту службу). Мы работали в Баренцевом море, когда пришла радиограмма: «Подготовить команду в 12 человека». Срочно укомплектовали команду и стали ждать дальнейших указаний. Нам сказали: людей снимут со «Спрута» прямо в море.
Это было, кажется, 10 сентября. Я толкался тогда на мостике, дело затягивалось на несколько часов... Но оказалось: военные просто ждали, пока стемнеет. Когда стало достаточно темно, чтобы все тайны были сохранены, подошел авианесущий корабль «Новороссийск», и с него взлетел вертолет. Рядом с площадкой для посадки вертолета есть кабина, мы там притулились - все было интересно. Раздался позывной, громовой голос с неба, усиленный судовой рацией:
«Я - Персонаж-1, Я Персонаж-1...>
Потом появился и сам «персонаж» - довольно жуткое для штатского человека было зрелище: «К-32», с полным вооружением, пилоты - в шлемах. Сразу всех водолазов взять не смогли, брали по шесть человек. И «компания» - исчезла. Исчезла надолго, и почти нечего о них не было известно...
Несколькими днями раньше той ночи, когда под покровом темноты со «Спрута» уносили в неведомое лучших в стране водолазов (рекордсменов глубины), раздался телефонный звонок у начальника Дальневосточного управления глубоководного бурения. С ним беседовал мой коллега и спутник по таежным путешествиям хабаровчанин Станислав Глухов. Вот, что он услышал от А. С. Торчинова:
- Я был в командировке в одном из портов Сахалина, когда услыхал: сбили «Боинг». Понял - сегодня ночью позвонил командующий Тихоокеанским флотом. А утром уже на столе лежала телеграмма руководства Мингазпрома СССР: «Немедленно выставить буровое судно...». И - никаких разьяснений. В район поиска послали «Михаила Мирчинка».
Почему именно буровое судно, почему «Мирчинк»? Как мне во время расследования, проводимого «Известиями», обьяснили знающие люди, для того чтобы найти самолет, необходим был такой корабль, который мог не только очень точно определять свои координаты, но и обладал бы способностью «позиционировать», то есть стоять в заданной точке. Таких, как «Мирчинк», по заказу нашей страны было сделано в Скандинавии всего три. И именно последний оказался в тот момент ближе всего к району поиска.
Ну, а мурманских водолазов вызвали потому, что все три судна вводились в строй в Мурманске, да и лучшие специалисты трудились именно там. А без них дело у военных явно не клеилось: довольно скоро обнаружилось, что военно-морской флот, который принялся за поставленную секретную задачу, не обладает необходимыми средствами обнаружения, необходимым снаряжением, даже с точки зрения мировой практики довольно известными и широко распространенными. Это звучит тем более странно, если иметь в виду, что, в те годы отказа военным ни в чем не было, а средства в снаряжение вкладывались огромные. Но оборудование, даже если и было в наличии, как уверяют сами военные, находилось «не в строю».
Что касается водолазов, то подводно-спасательная служба, разумеется, есть и у военных. Но максимальная глубина их погружения не превышает 160 метров. Да и находиться под водой с тем снаряжением, которым располагают вооруженные силы, можно не более 15-20 минут. А работы, судя по всему, предстояли длительные.
Так вот, поняв, что своими силами не справиться, люди в форме стали привлекать в район поиска всех, кого только можно. А им, как известно, можно многое. Все события происходили на небольшой акватории, на границе 12-мильной зоны - ведь самолет упал в океан совсем недалеко от этой линии, невидимой границы пограничной акватории и нейтральных вод. Как утверждают - примерно на 11-й миле.
К ней, к этой точке на карте, со всех сторон подбирались суда - со стороны наших берегов советские, из нейтральных вод - американские, японские... По словам самых сдержанных очевидцев, набралось их в конце концов несколько десятков. Менее осторожные называют цифры 70, а то и 100.
В этой морской «толкучке» люди были озабочены разными целями: одни искали, другие подглядывали, третьи - прятали найденное, путали следы...
// Андрей ИЛЛЕШ.
Ваши замечения и комментарии только приветствуются. Your notes and comments are very appreciated.
